Воспоминания бывшего малолетнего узника фашизма Данюк Екатерины Кондратьевны

Хотя ты в крови, но живи.
Библия. Иезекииль. (16:6).

Их осталось так мало. Вообще, таких людей мало. Тех, кто были бы так влюблены в жизнь, жили со вкусом, с любопытством, и ничего взамен от жизни не требовали.

Недаром говорят, что из каждой жизни можно сделать роман. Если же в жизни случаются чрезвычайные обстоятельства, то роман выйдет покруче любого придуманного.

Моя героиня принадлежит к тому поколению, которое оказалось самым беззащитным перед волей той «злодейки», у которой, как известно, не женское лицо. Эти люди были совсем молодыми, даже маленькими, когда началась война. Поэтому они не попали на фронт. Детьми были угнаны в Германию. Детство закончилось. Они стали узниками немецких концлагерей.

Война обошлась с ними по-разному: кому-то повезло больше, кому-то меньше. Хотя, конечно, само понятие «везение» в применении к тем обстоятельствам весьма условно.

И может показаться странным, что характер моей героини сформировался яркий, сильный. Мы разговаривали с Екатериной Кондратьевной Данюк ранней весной, под сенью еще редкой зелени вишен и других деревьев, среди любопытных ручных кур. Время от времени приходилось отбиваться палкой от петуха. Он обладал темпераментом холерическим, очень взрывным и подозрительным нравом: постоянно пытался заклевать меня, а заодно и хозяйку.

Эти идиллические картинки замечательны тем, что разворачиваются ежедневно не в сельской местности, а в центре города. На ул. Мира. Зеленый оазис - хозяйство моей соседки и ее мужа Кузьмы Тихоновича. Этот участок помогает им жить и хоть изредка забывать о прошлом.

... Кате было 17, когда Житомирскую область оккупировали фашисты. И она разделили судьбу многих молодых людей - красивых, здоровых, ставших рабочей силой для завоевателей. Она стала работницей химического комбината в Виттенберге.

- Про все эти дни, что я там работала, - говорит Екатерина Кондратьевна, - я рассказывать не хочу. Голые, голодные, испуганные до полусмерти. Что найдешь - картошину какую-нибудь или коредюк - все под подушку на черный день прячешь. Что про то рассказывать - одна я что ли такая была? Все мы так. Хуже всего не это...

- Что же может быть хуже смерти?

- Предательство и равнодушие к нам наших освободителей. Я вот тебе сейчас расскажу про хваленых американцев. Наконец-то они открыли второй фронт. И что же? Ждали их как избавителей, а вышло по-другому. Кого из нас не добили немцы, американцы добили. Бомбили они фабрику целый месяц: с 5 апреля по 2 мая. То, что там были мы, их не волновало. А немцам-то как раз и хоть бы что: они в бункер свой спрячутся, там всю ночь и сидят. А днем нас, кто в живых остался, заставляют разбирать завалы. Ночью опять мы, как тараканы, по щелям запрячемся, трясемся от страха да себя ощупываем - целы ли? Я, кроме гула этого и страха, и не помню ничего.

Хотя, стой! Помню один момент. Ты его обязательно запиши.

Была у нас девочка одна, Олей звали. Ох, и красивые у нее волосы были, густые и рыжие, даже красные. От природы такие были. И никакие лишения на них не отражались. Всегда сияли. Вот после очередной бомбежки союзников эта головка аккурат на станке оказалась, а все остальное...

Плачет тетя Катя. - Где уж было думать американцам о девочке с огненными волосами! Когда речь шла о мире в Европе, о частностях не думали. Политика не делалась в белых перчатках... А я чувствовала себя виноватой, что сижу тут и старые раны расковыриваю.

Ладно не обращай внимания на меня, старую. Ну, пришли русские. Радовались мы, конечно, но вот что я скажу. Ты это запиши...

- Может, не надо больше ничего страшного вспоминать?..

- Да нет, это уже не страшное. Мы рванули, было, сразу немцев грабить. Но нас быстро это... Завернули. Сказали: нечего мародерствовать да русскую армию позорить. Вот такой авторитет был.

Хочу сказать еще, что гражданское немецкое население не виновато было. Они тоже от этой войны страдали, такие голодные были. Наши их из походной кухни кормили кашей. Вот она какая была, наша армия. Ох, я армию любила. Я после освобождения еще два года потом в армии была. Нравилось мне очень военной быть, форму носить любила очень.

После войны в деревне жили с мужем. Он тоже много пережил. Был в войсках связным. В разведку ходил. Всю войну прошел, ногу потерял. Во вторую как-то разрывная пуля угодила - в ленинградский госпиталь попал, в палату смертников: думали врачи - не выживет. Выжил Кузя мой. С фронта на двух костылях пришел. Давно мы уже вместе. Золотую свадьбу справим скоро.

Екатерина Кондратьевна рассказывает, как жили в деревне и так прикипели к хозяйству, что и теперь с курами расстаться не могут. Многим соседям это не нравится, а я думаю, что мы должны помнить о том, что пережили эти люди, сочувствовать им, любить их. Большего они и не требуют.

Данюк Екатерина Кондратьевна